Мгновения застывшего полета .(автор:Tasha 911)

[Лиатрис]

www.snapetales.com/index.php?fic_id=4534

Эй, ненормальная до безупречности,
Чей ты сегодня палач?
Мне ли тебя упрекать в бессердечности?
Порвано платье, немеют конечности.
Мы с тобой оба – ревнители вечности.
Плачь, одержимая,
Плачь.

Эй, фанатичка, не спи от усталости,
Гнева не отдана дань.
Я лишь прошу о единственной малости:
Не забывай – ты не ведаешь жалости.
Что? Это – слезы? Бросай свои шалости.
Встань, одержимая,
Встань.

The Phantom.

Глава 1

– Ты такая красивая… – выдохнула Нарцисса с крохотной толикой зависти.

Глупая девочка, она была очарована этим блеском и показной роскошью до такой степени, что не замечала всей абсурдности происходящего. Или не хотела, потому что была одной из причин возникшего абсурда? Тем не менее, Беллатрикс не стала ее упрекать – просто села на стул, расправила пышную юбку подвенечного платья и наклонила голову, позволяя матери закрепить в ее высокой прическе диадему.

– Спасибо, Цисси, – она с равнодушием разглядывала в зеркале свою кожу мягкого золотистого оттенка, черные глаза в окружении длинных ресниц, яркие от природы губы, высокую грудь и тонкую талию. – Миссис Беллатрикс Лестранж… – прошептала она очень тихо. Имя тут же захотелось сплюнуть, чтобы оно не оскверняло собой губы, но Белла сдержалась.

Выражение ее лица, впрочем, не укрылось от тетки, и та привычно вздернула подбородок.

– И нечего тут кривиться! После того позора, что навлекла на всех нас Андромеда, хорошо хоть Родольфус посватался, да, Друэлла?

Белла хмыкнула себе под нос. Таковы уж были Блэки. Как только что-то хорошее, они – семья, а в беде каждый всегда сам по себе.

– Да, конечно, – их нерешительная, мягкая по характеру мать, внешностью на которую из всех дочерей походила только Нарцисса, никогда ни с кем не спорила; вот и сейчас она просто предпочитала радоваться свадьбе дочери, первой, которой ей позволили насладиться.

Иногда Беллатрикс думала, что она бы и к Андромеде на бракосочетание пошла, и так же поправляла бы ей прическу, если бы хоть кто-то в семье, кроме нее самой, решился замять этот скандал. Белла впервые была в чем-то солидарна со своей слабохарактерной матерью. Не потому, что ее не трясло от отвращения при мысли о грязнокровках и союзах с ними, или она получила недостойное воспитание… Нет, просто Беллатрикс ненавидела быть жертвой, а весь этот брак был ничем иным, как подношением на алтарь тщеславия ее отца, доброе имя которого никогда не должно было пострадать, а если уж так случилось, то возродить его нужно было сразу же, как только представится такая возможность. Белла чувствовала мстительное удовольствие от того, как он страдал все эти годы из-за предательства своей любимицы. Отец ведь обожал Андромеду, тогда как ей самой, первенцу, никак не мог простить, что она родилась не мальчиком, не наследником фамилии Блэков. Ну а Нарцисса Сигнуса нисколько не интересовала, потому что ее появление заставило его окончательно смириться с тем, что супруга способна производить на свет только девочек.

– Мама, тетушка, может быть, вам пора присоединиться к гостям? Обещаем, мы спустимся в срок.

***

Замкнутая, немногословная, вечно бледная Цисси всегда была на ее стороне, но ровно до тех пор, пока речь не заходила о ее собственных интересах. Беллатрикс всегда считала младшую сестру своим личным домовым эльфом, пока та однажды, стоя в гостиной и закусив от напряжения губу, не заявила отцу со всей категоричностью:

– Нет.

Сигнус Блэк только нахмурился; встав из любимого кресла, он гневно сунул ей под нос письмо. Их мать испуганно вскрикнула, но заслонить дочь не решилась.

– Что значит «нет»? Лестранжи – уважаемое семейство, и если их сын тебя хочет, то он получит. Мы сейчас не в том положении, чтобы выбирать, – Сигнус Блэк осекся, видимо, вспомнив, по чьей вине они не в том положении. – Несколько лет ни одной из вас не поступало хоть сколько-нибудь достойного предложения. И теперь я намерен ответить согласием семье Родольфуса, и ты, дочь, поступишь так, как я того требую. В этом доме больше не будет вольнодумства.

Нарцисса закрыла глаза. На ресницах, наверное, от напряжения, засверкали слезы, но она только упрямо покачала головой.

– Нет. Я слишком люблю другого человека.

– Ты тоже хочешь уйти, перестав быть мне дочерью? – отец ударил ее письмом по лицу. После побега Андромеды он, казалось, уже не мог поверить, что их мир придет хотя бы к стабильности. – Вон! Убирайся! Если ты идешь против моего слова, мне плевать, что с тобой будет. Вон, слышишь!

Цисси медленно стерла кровь, выступившую на щеке из-за едва различимого пореза краем пергамента, и кивнула.

– Уйду, раз ты так хочешь. Но если ты от меня откажешься, отец, боюсь, что я не принесу семье ту честь, что могла бы ей принести, вступив в брак с человеком, который много для меня значит.

– Кто он?

И Цисси назвала имя, которое прозвучало для Беллатрикс приговором:

– Люциус Малфой.

Она, кажется, тогда рассмеялась и процедила сквозь зубы, стараясь показать свое безразличие:

– Она лжет.

Отец впервые в жизни ей поверил.

– Три дня, чтобы доказать, что он в тебе заинтересован. Или ты выходишь за Родольфуса.

Цисси кивнула так бесстрашно, что Белла, несмотря на всю свою уверенность, бросилась к камину в своей спальне, едва закончилось семейное чаепитие в библиотеке.

– Люциус…

Да, Малфой был моложе, богаче, и они не слишком подходили по темпераменту, но так было еще интереснее. Он на протяжении последних двух лет был ее любовником и, что еще важнее, другом. Разделял ее взгляды и стремления; у них был отличный секс без особых взаимных обязательств, и они могли, лежа в постели, обмениваться координатами тех, с кем стоит переспать ради новых впечатлений, но ей казалось, что она никогда не предлагала ему в этом качестве свою сестру.

– Белла… – он улыбнулся, сидя на кровати. В нем было особое очарование, потому что когда бы ей ни приходило в голову сунуться к нему, он всегда находился в постели, пусть даже та была вечно завалена документами, половина из которых могла вершить судьбы могущественных волшебников. Ее лично всегда пьянило, что именно она сметает с этого царского ложа бумаги, не глядя, что в них. Что он нужен ей только для секса. – Белла…

Статичная улыбка. Он никогда не предлагал ей иных взаимоотношений, и Беллатрикс искренне казалось, что они просто часть его характера. Что Малфою нравится жить в мире без привязанностей, не делая долгов и не давая в долг, особенно когда речь заходила о его сердце.

– Я могу зайти?

– Разумеется. С чего вдруг такая скромность?

После трех часов в его постели, почему-то не доставивших ей прежнего удовольствия, Белла, накручивая на палец его серебристый локон и наблюдая, как слегка натянулась, краснея, кожа на виске, заметила:

– Цисси сказала, что выходит за тебя, причем, весьма категорично.

Люциус обернулся, выдернул из-под ее живота какую-то бархатную папку, хмыкнул и, кажется, даже не заметил, что лишился при этом пары волосков.

– Вот прямо так и высказалась? Она рискует. Немногим, но все же…

Как ни странно, Малфой выглядел польщенным, и Белла несколько растерялась.

– А мы?

Он усмехнулся, целуя ее в лоб.

– Что мы? Мы не умеем любить, нам может только повезти, если кто-то будет достаточно нам предан. В тебе нет этих качеств, ты не способна на постоянство и верность, а Нарцисса способна. Когда соглашаешься на сделку длиною в жизнь, лучше проявить благоразумие и выбрать жену умом, а не теми частями моего тела, которым ты так нравишься.

Беллатрикс вскочила с постели. Очень хотелось причинить ему боль, закатить истерику, но с Люциусом такие игры никогда не срабатывали. Как она раньше не заметила, насколько этот ублюдок холодный и расчетливый? Или до этого дня ей просто нравились в нем эти качества? Ей все в нем нравилось! Она позволила себе привыкнуть к Малфою, привязаться чем-то надежным, большим, чем страсть, – доверием. Беллатрикс не верила в брачные узы, но ведь и он тоже не верил, им было так хорошо вместе сосуществовать… Так какого черта он готов все это выкинуть? Ради каких выдуманных достоинств Нарциссы?

– Лучше меня у тебя никого не будет, как и преданнее и, если бы ты захотел, вернее...

Ей удалось восстановить на миг утраченный контроль. Она медленно взяла платье и стала одеваться, он тоже поднялся, накинув на плечи халат, потом подошел и помог ей застегнуть крючки на спине. От прикосновения к коже холодного металла его фамильного браслета от запястья до локтя, напоминавшего щиток, подобный тем, которые носили в старину римские легионеры, она вздрогнула. Все же было в Малфое что-то со знаком «слишком». Его странные вкусы, его чуждые ей мысли.

– Ты еще не поняла? Милая Белла, – Люциус коснулся губами ее виска, – у меня никого не было хуже. – Она отшатнулась как от пощечины, но он сжал ее плечо, мешая обернуться. – Старинная мудрость небезосновательно гласит, что в паре один всегда любит, другой – позволяет себя любить. Мне не хватит ни стремлений, ни темперамента, чтобы влюбиться самому, но я в совершенстве постиг науку позволять. Тебя такое положение вещей никогда не устраивало. Ты выдумывала никому не нужные правила нашей близости, строила шаткие песчаные замки и ни на секунду не могла просто смириться с положением вещей и плыть по течению. Тебе надо было отрицать собственную заинтересованность во мне, чтобы сохранить право играть на равных, пусть даже в безразличие. Это пытка. Дешевый кукольный театр, в котором кукловод настолько запутался в своих целях и в веревочках кукол, что те не пляшут по его указке, а как-то рвано и отчаянно жестикулируют. И ты на самом деле думала, что я пожелаю такое положение вещей сохранить?

– Люциус, – она откинулась назад, зная, как нравятся ему ее пышные волосы и исходящий от них тонкий пряный аромат дорогих восточных духов. – Я могла бы измениться и доказать тебе, что смогу быть…

Малфой зажал ей рот рукой.

– А зачем? Зачем ломать себя ради того, что не очень нужно? Зачем мне изломанная кукла, когда я могу получить то, чего желаю, от женщины, которой все это будет в радость? Беллатрикс, лучше оставайся собой, даже если при этом ты будешь не со мной.

Он начинал ее злить. Неужели Малфой, этот молодой зарвавшийся сноб с красивыми чертами лица, не видел, кем он пренебрегает? Как вообще он посмел так с ней говорить?

– Щенок!

Он хмыкнул, отстраняясь.

– Я мог бы оскорбить тебя, заметив, что это еще одна причина – ты для меня старовата, – но я не буду заниматься такими глупостями. Так что извини, Белла, и прощай. У меня еще масса дел.

Но она не могла просто все так оставить и уйти, не сказав то, что на самом деле очень хотела сказать.

– Не женись на ней. В мире будет еще сотня красивых дур вроде Нарциссы, но, выбрав любую из них, ты не нанесешь мне такой удар в спину. Если ты попросишь ее руки, меня выдадут за Лестранжа. Уверена, его семье все равно, какую девицу Блэк сватать, а я не могу так. Не могу быть заперта в четырех стенах с идиотом-мужем. Не могу муштровать домовых эльфов и решать, какие сэндвичи будут поданы к пятичасовому чаю. Я так не могу, Люциус! – она обернулась и взяла его за руку. – Не обрекай меня на подобное существование, я ведь всегда была тебе другом.

Он иронично улыбнулся.

– Мне? Нет, Белла, ты была другом себе и своей свободе, а я всего лишь являлся ее подтверждением. Фактом, что ты вольная птица, можешь лететь куда вздумается, и ни в ком до конца не нуждаешься. Не меняйся даже в этом. Нет такой клетки, которую нельзя сломать.

– Но я нуждаюсь!

– Убеди в этом своего мужа, и, возможно, твой брак будет даже удачен.

Все же он был дрянью. Она бы нашла что ему ответить, но в этот момент в комнату боязливо проскользнул домовой эльф.

– Милорд, к вам мисс Нарцисса Блэк.

Люциус равнодушно отнял у нее руку.

– Проводи ее в библиотеку. Я сейчас спущусь.

Белла ухмыльнулась.

– Невест ты в спальне не принимаешь. Может, нам все обсудить втроем?

В чем-то она просчиталась. Что-то о Малфое не успела узнать. Он спустя полвздоха оказался рядом, прижимая к ее горлу свою волшебную палочку.

– Вот только не надо играть со мной. Между нами все кончено, Беллатрикс, и сейчас все, что ты можешь сделать, – это притвориться хорошей сестрой. По крайней мере, хоть кто-то останется всем доволен.

Она раздумывала над его словами, но недолго, потому что радость Цисси отравляла ее существование, а Малфой… Малфой думал только о себе. Это он выигрывал от ее терпимости. Она верила, что все делает ради Нарциссы, когда, глядя, как та бережно расставляет в вазе белые розы, которые принес Люциус, явившийся с визитом к их отцу уже на следующее утро после состоявшегося разговора, сказала:

– Я несколько лет с ним спала.

Цисси не стала говорить в ответ что-то злое или пошлое вроде «А с кем ты не спала?», она только пожала плечами.

– Я знаю, Беллатрикс.

– И тебя не волнует, с кем ты собралась связать свою жизнь? Чем это циничное существо лучше Родольфуса?

Нарцисса взглянула на нее полными тревоги и одновременно радости глазами.

– Тем, что я могу сказать, что пока ты несколько лет с ним спала, я его просто все эти годы любила. Было больно, иногда плохо, так, что выть хотелось, и я не раз мечтала одного из вас… тебя… убить, но только так и можно было жить. Только стоит он для меня этой борьбы. Возможно, потом станет еще хуже, и он не раз меня предаст, но пока я люблю его, это имеет не такое уж большое значение. Возможно, ты сейчас думаешь, что я предала тебя, но ты поймешь меня однажды, когда сама полюбишь. Это человек, за которого я умру, хотя предпочту, конечно, с ним просто жить.

Белле расхотелось злиться. Она всего лишь горько усмехнулась.

– Благодаря тебе шанс узнать, каково это – так сходить с ума, у меня вряд ли появится.

Нарцисса улыбнулась.

– Ну, прости… В любви и на войне каждый сам за себя и за тех, кто ему дорог.

***

– Дочери, – отца всегда отличал сухой слог, но, несмотря на это, он выглядел довольным, предлагая Беллатрикс руку, чтобы проводить ее к алтарю. Впервые она так безоговорочно заняла место в его сердце. Своим повиновением и кротостью в одночасье заслужила больше, чем годами бунтарства и мятежа. Ей всегда нужна была его любовь… как странно, что заслужить ее она смогла, лишь утратив право на собственную. – Самое время спускаться.

– Конечно, – Нарцисса бегло поправила свою прическу, вернее, просто прошлась гребнем по распущенным волосам. С момента своей помолвки Цисси старалась во всем соответствовать вкусам жениха. Ее нарочито простое серебристое платье подружки невесты и нитка бус из крупного розового жемчуга, спускавшаяся до колен, стоили Люциусу столько же, сколько Сигнусу вся свадьба в целом. Малфой был равнодушным любовником, но, как выяснилось, очень щедрым возлюбленным. Он баловал Цисси, стремясь искупить те несовершенства характера, что сам в себе находил. Беллу бесило, что в чем-то он, несомненно, был прав. Может быть, она на самом деле не умела любить, поскольку не в состоянии была разглядеть, как противоречивы люди, которые казались ей похожими на нее. Малфой мог говорить что угодно, но его поступки демонстрировали, как важна и нужна ему Нарцисса со своей наивностью и преданностью. Как страшился он, готовый только принимать эту сильную, искреннюю любовь к себе, ее лишиться. Иногда страдают даже эгоисты. Люциус Малфой никогда не был готов разменять себя и свою свободу на что-то меньшее, чем всепоглощающее чувство к нему Нарциссы Блэк, и он, наверное, по-своему боялся, что она изменит себе, найдя кого-то более достойного этого чувства, а потому, даже не до конца его разделяя, всячески старался ему соответствовать. Они были идеальной парой. Настолько органичным целым, что Белле было почти страшно от осознания, что в мире существует такая гармония надежд, идей и планов на совместное будущее.

– Я буду ждать в холле, – Цисси чмокнула ее в щеку. – Не томи жениха слишком долго. – Своего суженого, очевидно, она не заставит страдать и секунды.

Беллатрикс наигранно улыбнулась. Отец, впервые озаботившийся вопросом о том, что она чувствует, поднес ее руку к губам.

– Мне тоже подождать, дочь?

Белла кивнула, потому что не хотела разрушать миг его безграничного к ней в эту секунду доверия.

– Да, отец. Дайте мне минуту.

Он не спорил.

– Ты чудесный ребенок.

Всего-то и нужно было в ответ на его растерянный после визита Малфоя взгляд продемонстрировать готовность себя продать.

– Спасибо.

Когда за отцом закрылась дверь, она приникла к ней ухом и, едва шум шагов затих, выскользнула из комнаты. Ей не хватало, чтобы окончательно погубить себя, только одного – расслабленного, бесконечного безразличия к себе самой.

***

Из-за двери, ведущей в спальню Сириуса, как всегда, доносился звук маггловской музыки, вырывающийся из странного устройства, которое он невесть где раздобыл. Естественно, кузену никто не позволил явиться на свадьбу. Еще один позор Блэков: мальчишка-гриффиндорец. Ей, вопреки семейным взглядам на характер этого сорвиголовы, даже иногда нравилось то, какой он горячий и безалаберный, в этом они были похожи… В огне. Характер и умение гнуться под мир у нее были несколько иными, но все же, при всем ее презрении к Сириусу, иногда он выглядел так, как могла бы, наверное, выглядеть ее совесть. Белла постучала по двери костяшками пальцев.

– Неприемный день.

– Открывай, иначе я расскажу твоей матери про мотоцикл, – незнакомое маггловское слово сорвалось с губ без обычного отвращения. Настороженный серый глаз Сириуса тут же появился в приоткрытой щели двери.

– А, это ты, скучающая невеста… – она, надавив на дверь плечом, с силой ее открыла. Сириус попятился от ее яростного взгляда с легкой усмешкой. – Только не запугивай, я всегда могу сдать тебя Цисси.

Да, она подговорила его сорвать ту помолвку, закидав гостиную навозными бомбами. Потом об этом пожалела, но не потому, что кузен получил выволочку, а оттого, что продемонстрировала ему свою слабость.

– Неважно. У тебя есть?

Сириус хмыкнул и, обойдя своего «железного коня», водворенного посредине его заклеенной плакатами с симпатичными маггловскими девицами в бикини комнаты, порылся в наволочке, надетой на подушку.

– Это?

Она выхватила из его пальцев неумело свернутую самокрутку. Взмахнула палочкой, разжигая, и вдохнула горько-сладкий дым марихуаны.

– Это.

Секунда для женщины, которая скорбит, даже если не умеет. Обстоятельства с привкусом этого бездарно созданного мира.

Тепло обволакивало ее легкие и, наверное, это был уже не самый плохой в ее жизни день. Может, Малфой был прав. Кое-что она просто не умела. Он не хотел научить? Так чья это проблема? Не ее, наверное.

– Ладно, – она вернула кузену его маггловское зелье. – Мне пора замуж.

***

Об этой свадьбе потом еще долго судачили в магическом мире. Из уважения к знатным семействам или из страха перед ними говорили шепотом, но в основном о том, что невеста вела себя, по меньшей мере, странно, а под конец вечера вообще куда-то исчезла, что, впрочем, как показалось, совсем не взволновало жениха.

Если что и могло примирить Беллатрикс с Родольфусом, так это полное его к ней безразличие. Ему эта свадьба была так же не нужна, как и ей самой, так что в период короткого сватовства самой романтичной их фразой стало: «Давай не усложнять друг другу жизнь». Во многом другом их вкусы и отношение к этой самой жизни совпадали, и, возможно, Беллатрикс поверила бы Малфою, что стоит проявить немного чувств – и жизнь наладится, вот только в присутствии Родольфуса их совершенно не хотелось проявлять. Да и не нужны они были ему, эти ее несуществующие чувства. Их пара даже не смотрелась гармонично, и, тем не менее, они отстояли всю церемонию с выражением удовлетворения на застывших лицах. Потом долго принимали поздравления, пили шампанское и оттанцевали все положенные танцы. Беллу все это утомляло, она чувствовала себя так, словно ей в мгновение ока обрезали крылья, тяжелой могильной плитой придавив к земле, а ведь так хотелось взлететь…

– Отвратительный прием, – Малфой все же подошел, чтобы сказать ей это.

Белла не могла понять, болит ли у нее еще что-то, кроме сердца. Она задыхалась в тяжелом платье, но какая-то двоюродная тетушка, на наследство которой отец очень рассчитывал, жаловалась на сквозняки, поэтому окна сегодня не открывали.

– Приглашай меньше старых маразматиков на свою свадьбу – и она пройдет не так ужасно.

Все правильно: при плохой игре она сохранила весьма достойную мину и даже ответила на его усмешку такой же ироничной улыбкой. Люциус пожал плечами.

– Вообще-то, мы уже решили, что не станем никого приглашать.

Она удивилась.

– Неужели ты не извлечешь из своей женитьбы всей возможной выгоды? Огромный прием со всеми нужными людьми, который станет событием года, – это так в твоем духе, дорогой.

Он кивнул.

– В моем? Возможно. Но когда человек вступает в брак, решения принимают уже двое. Нарциссе не хотелось бы всей этой суеты. Я увезу ее в Париж, и мы обвенчаемся без лишних свидетелей, а по возвращении устроим выгодный мне прием.

– Глупо и романтично.

– Иногда самые глупые и романтичные поступки положительно сказываются на репутации. К тому же, воплощая мечты моей невесты, я получаю взамен воплощение своих.

– Сделка? – усмехнулась Беллатрикс.

Люциус поцеловал ей руку.

– Не совсем, дорогая. Это долгая работа над попыткой взрастить в себе взаимное чувство.

– Твой очередной проект. С той лишь разницей, что инвестируешь ты в отношения.

– Зато вкладываю самое ценное, что у меня есть, – себя. Попробуй, Беллатрикс, может быть, тебе тоже понравится.

– По мне – слишком велики риски.

Позже, скрывшись от гостей за бархатной шторой и попивая ледяное шампанское у тайком приоткрытого окна, она с какой-то удивительной грустью наблюдала за Люциусом и Нарциссой, скользящими по залу в медленном вальсе. Они были прекрасны, так удовлетворены обществом друг друга, так замкнуты на самих себе, и, что бы ни говорил Малфой, за какими бы словами ни прятался и как бы все ни рационализировал, они оба были влюблены. Это простое и в то же время непонятное щемящее чувство вызывало в Беллатрикс острую зависть. Нет, если бы она полюбила, то не так. Ее танец напоминал бы страстное выразительное танго, она не удовлетворилась бы мелодичностью вальса. Ее движения были бы порывистыми, а губы – жадными, она вместила бы в себя весь мир целиком, раскрываясь до самого нутра, она бы обжигала и обжигалась, она бы никогда не вышла за Родольфуса и, может быть, как бы странно и нелепо ни звучало такое предположение, бежала бы на край света даже за каким-нибудь жалким магглом, если бы он смог зародить в ней хоть толику этого чувства. Вот только не сумел бы. Беллатрикс никогда не полюбила бы ничтожество. Ей нужен был кто-то совершенно особенный. Повелитель, владыка, властитель умов и судеб, может быть, даже какой-то древний языческий бог… Но вот нужна ли им она? Мерлин слишком давно умер, а тот, кого она могла бы короновать в своем сердце, выбрал юную дурочку с ее уютным постоянством. Ее пламень ничего для него не стоил. Он предпочел вечным пляскам с огнем вовремя поданные домашние туфли, чай, который жена будет собственноручно приносить ему в кабинет, и твердую уверенность, что ничем, кроме него, его женщина жить не будет. Эгоист! Или просто прагматик, и она поспешила с выводами? Может, это был повелитель не ее сердца?

– Невеста больше не танцует?

Беллатрикс раздраженно обернулась. Кажется, этот гость не был ей представлен. О возрасте мужчины что-либо сказать было сложно, он определенно был старше, но так красив, что его не слишком портили даже восковые черты лица. Скорее они соответствовали его таинственному образу, который складывался из дорогой бархатной мантии, надетой поверх сюртука, галстука, заколотого зажимом в виде змеи, и красноватых проблесков, то и дело вспыхивающих в темно-синих глазах. Она видела много своих щеголеватых соучеников, предлагающих себя миру под девизом «Я слизеринец» или «Я темный маг»; иногда это смотрелось нелепо, но в этом человеке ничего от подделки не было. Она ответила с вежливым безразличием:

– Даже приятные торжества порою утомляют.

Он, не слишком церемонясь, отнял у нее бокал и поставил его на подоконник.

– Мне кажется, тут дело в отсутствии достойного партнера. Окажите мне любезность.

Несмотря на вежливо подобранные слова, он не просил – он повелевал. Беллатрикс почувствовала себя странно, это ощущение было не из тех, что чувствуют кролики, осмелься они заглядываться на удавов. Она была заворожена ощущением правильности всего происходящего. Он появился словно ответом на заданный ею самой себе вопрос. Идя под руку с ним к центру зала, не вслушиваясь в преследовавший их тихий шепот, не анализируя любопытные взгляды, она будто бы входила в странную бурную реку, темные воды которой еще спокойно ласкали лодыжки, но что-то бурлящее в их глубине предрекало, что в любое мгновение они могут стать карой, пучиной, из которой не выбраться.

Сколько ни силилась она потом вспомнить, под какую именно музыку они тогда первый и последний раз в жизни танцевали, ей так и не удалось. Может быть, эта музыка была неподходящей, и их яростные резкие движения, сменяющиеся медленными и нарочито томными, смотрелись как-то нелепо, но это было неважно. Белла мнила себя пресыщенной, она полагала, что уже очень многое успела узнать если не о мире, то о себе самой, но выяснилось, что она заблуждалась. Его взгляд болезненно, как нож, взрезал ее кожу, он обнажал какие-то нарывы, о существовании которых Белла даже не подозревала, а она никак не могла отвернуться, жадно впитывая, постигая свое собственное несовершенство. В этой свободе от света, в откровениях собственной тьмы было странное, ничем не замутненное наслаждение.

– Спасибо.

Он опустил глаза в пол и вежливо кивнул, а она не хотела верить, что этот танец закончился. Словно одним ударом кулака кто-то выбил из ее легких весь воздух. Незнакомец развернулся и зашагал к дверям, а она все так и стояла в центре зала, не понимая, что творится в ее душе и что ей теперь делать с этим внутренним ураганом. Броситься следом и спросить имя? Задать вопрос: «Когда мы это повторим»?

– Вижу, приглашенный мною гость произвел на тебя впечатление? – никогда голос Малфоя не казался ей таким неуместно пустым и холодным.

– Произвел? – она не могла сформулировать свои чувства, а потому была непривычно для себя ограничена в словах.

– Лорд Волдеморт – слышала о нем? Я попросил Долохова пригласить его сюда. Думал, такое знакомство будет тебе интересно.

Прагматизм Люциуса еще никогда ее так не бесил. Просто интересно? Если она хоть что-то смыслила в магии, если хоть тень того, что она слышала об этом человеке, мыслями и взглядами которого искренне восхищалась, – правда, она готова была последовать за ним немедленно. Какие тут могут быть взвешенные позиции, когда он предлагал тот мир, к которому все они так искренне стремились? Когда он был таким… Своевременным и так ей нужным? Сам факт его существования свидетельствовал о том, что ее собственное слово о любви и преданности пока не было сказано.

Беллатрикс решительно вышла из зала, на ходу снимая фату и вынимая из волос шпильки. Нет, ничего правильного она не совершала, и клетка накалилась до предела, не желая выпускать пойманную птицу. Пальцы дрожали от перенапряжения. Белла понимала, что переступает черту, за которой ее прежнего мира существовать уже не будет. Очень часто она потворствовала себе, не задумываясь о последствиях, но этот день был особым. Она о них думала. Представляла, какой грянет скандал, представляла лоснящееся от пота смуглое лицо Родольфуса, с кислой миной вопрошающего: «Ну неужели нельзя было без сцен? Ради чего все это?». Может, и можно было, но судьба не оставила ей выбора. Потому что Белла знала, ради чего этим вечером она смотрела в глаза своего личного божества, и понимала одну-единственную вещь: такие откровения никому не даруются дважды. Она навечно проклята простым пониманием, что ее повелитель найден.

Он ждал ее. Она почти ощутила это кожей, его кожей… То, как медленно скользила перчатка по его руке, лаская прикосновением запястье. Она пришла сама, толком не зная, зачем, но уже переполненная желанием стать этой совершенной работой кожевников, чтобы беззастенчиво его касаться. И то, как резко он обернулся на звук открываемой двери, как обжег Беллу его взгляд… Он мог больше ничего не говорить. Да он ничего важного потом за много лет и не сказал, просто ждал ее. Для него во всем происходящем тоже было что-то ненормальное. Потому что ждал… Только ее и только в тот день. Она пришла, и никогда потом более важной заслуги, чем это «неразочарование», у нее перед ним не было.

– Мой Лорд…

Иных слов она отчего-то не нашла, а он сдернул к чертовой матери перчатку и протянул ей почти беззащитную руку.

– Идем.

В этом жесте было столько чего-то ранимого и мальчишеского, словно, наконец, именно ее губы произнесли это так, как он хотел услышать. Честно, без намека на какой-либо скрытый умысел. Ничего ей от него не было в ту секунду нужно, кроме самого факта существования человека, способного свести ее с ума. И он свел, как она того и желала.

***

Ее брачная ночь была первой ночью ее новой жизни. Она помнила каждую деталь. Как не соответствовала их дорогим одеждам скрипучая кровать в дешевой гостинице в Хогсмиде; как яростно царапала Беллатрикс его спину, а он лишь ухмылялся, когда потом она ласково вылизывала кровавые отметины собственных ногтей, словно извиняясь за собственную несдержанность, и мурлыкала как хищная кошка.

– Как ты могла позволить грязнокровке отнять твою свободу? – это был первый вопрос, который он ей задал.

– Грязнокровке? – она села, глядя в его необыкновенные глаза. Белла понимала, о чем он говорит, но не до конца. – Почему именно ему? В том, что загнало меня в угол, виновато не это ничтожество, а моя сестра Андромеда. Это она…

Он закрыл ей рот своей прохладной ладонью.

– Ты не понимаешь… Они как кровососущие паразиты. Размножаются с невиданной скоростью и проникают в наш мир, не имея на него никаких прав, его собою отравляя. Магглы – как проказа. Они язвенно множатся, стискивая нас все более плотным кольцом, они беззастенчиво проникают в наши семьи, околдовывая тех, кто не слишком крепок в осознании нашей избранности, своим духом лживой новизны, своими нелепыми, кем-то ценимыми свершениями, они… – он сел и заговорил с нотками незыблемой убежденности. – Они безвольны и управляемы. Они скот. Зачем видеть в них людей, какой смысл любить их, если это стадо, которое легко поддается кнуту поводыря. Они ничего не значат. Убивать их – все равно что резать овец. Их горе, их уважение к нам, любые такие союзы – фальшивка. Животные не чувствуют. Они ведомы: надели аркан – пошел, сняли – сбежал прочь, бросая все, что можно оставить за спиной. Таковы магглы, таковы те фальшивые волшебники, которых они способны произвести на свет, а твоя сестра… Она всего лишь ошибочно верит в то, что среди овец попадается избранная. Убей ее, и этот грязнокровка, немного опечалившись, найдет для себя новый путь; убей его, и ты, возможно, чему-то ее научишь. Хотя бы тому, что не стоит вливать свою судьбу в столь хрупкий сосуд.

Нет, Беллатрикс своего избранника не понимала, но сама горечь этих его слов порождала в ней гнев. Если бы она нашла в себе хоть толику силы, способной развеять его печаль…

– Мне убить его для тебя? Любого для тебя…

Он опрокинул ее на постель, жадно впиваясь в губы поцелуем, выдыхая в рот:

– Для себя. Сделай это, потому что ты так чувствуешь. Потому что этот грязнокровка самим своим рождением осквернил твой мир. Как не судить его за то, что он отнял у тебя…

– Что отнял?

Ответ был категоричен:

– Нас. Иные обстоятельства встречи.

***

На рассвете нового дня Белла стояла у ворот маленького домика с покосившейся оградой. Ее сестра Андромеда в фартуке в яркие квадраты, похожие на цветастые заплаты, кормила уток, иногда поглаживая их по толстым бокам. Она была такой нелепой, так не похожей на ухоженную любимицу отца. Это было уже слишком, возлюбленный Беллы был совершенно прав. Ей… им… не пришлось найти друг друга в мире, более выверенном и менее убогом, ради этой бытности? Признания, что даже ведьму этот сын магглов превратил в часть своего стада?

– Ну зачем ты встала так рано?

Беллатрикс впервые видела этого ужасного Теда Тонкса. Он оказался каким-то неимоверно обычным: улыбчивым, немного неряшливым, на ходу застегивающим рубашку и явно пытающимся окончательно проснуться, трепля свои волосы. За его спиной стояла, вцепившись в штанину отца, маленькая девочка с курносым носом и забавным ярко-розовым цветом волос.

– Эй! – Андромеда улыбнулась. – Меньшее, что мы можем сделать для твоих родителей за то, что они переехали, оставив нам этот дом, – это проследить за их живностью, пока они ее не заберут. – Ее сестра выглядела какой-то ужасно важной. – Я, знаешь ли, умею быть благодарной, и уже неплохо поладила с утками.

Кому тут быть благодарной? Белла искренне недоумевала. Тем, кто породил это чудовище, которое заставило ее утонченную сестру сменить власть над миром на десяток жирных птиц и этого странного ненормального ребенка?

– Я люблю тебя.

Она взмахнула палочкой, но… Такие мгновения бывают. Андромеда кинулась мужу на шею, целуя его не слишком бритые щеки, девочка радостно засмеялась, глядя на непонятную возню родителей. Ее собственная новая любовь стоила движения кисти, что этот мирок уничтожит? Она не была уверена. Увы, тогда не была. Потом она окрепла в своей вере, но ей новообращенной все же потребовалось на это время.

***

Родольфус встретил ее без особых истерик, хотя в том, чтобы пойти куда-то еще, кроме как к нему, она не нашла в себе сил, было что-то паскудное. Утром все кошки серы. Вчерашняя вакханалия чувств несколько поистрепалась. Нет, это она сама ее стерла. Убей она Теда… Мерлин, всего лишь грязнокровка, а какие это открыло бы перед ней перспективы! Белла даже задохнулась от возникшей перед взглядом картины. Никогда еще воплощение ее надежд не было так близко, ни одна из дорог ей настолько не подходила.

– Вернулась все же, – супруг встретил ее в халате и велел эльфу подать кофе в кабинет.

Белла без сил рухнула на обитую красным бархатом кушетку.

– Устроишь сцену?

Родольфус усмехнулся.

– Предлагаешь ревновать тебя к Темному Лорду? Я не самоубийца.

Она пожала плечами.

– У тебя, скорее всего, больше не будет причины. Я не справилась с тем, на что замахнулась. Мне не хватило решимости.

– Что он пожелал?

Она решила, что имеет полное право на откровенность. В конце концов, это в его интересах – чтобы супруга не отправилась в Азкабан. Это обычно плохо сказывается на репутации чиновника.

– Я должна была убить Теда Тонкса.

– Но ты не смогла.

Она гневно тряхнула головой.

– Нет! Потому что Андромеда эту мерзость любит. Я просто представила на секунду, что стало бы со мной, отними у меня кто-то то, что так значимо. К тому же, у них ребенок.

– Даже валькирии по природе своей – всего лишь женщины. Но мне кажется, ты переживаешь зря. Если Темный Лорд хотел заполучить тебя в свои ряды, он вряд ли отступится из-за одной ошибки.

Белла поняла, что какая-то истина от нее ускользает.

– Прости?

Родольфус сделал глоток кофе.

– Дорогая, не из-за меня же он пришел на нашу свадьбу… Люциус Малфой привел его, чтобы познакомить с тобой.

– При чем тут Малфой?

– При том, что он сразу после окончания школы стал Упивающимся смертью… или тебя он забыл поставить об этом в известность?

Беллатрикс вспомнила красивый браслет из белого золота практически до локтя, который Малфой носил, не снимая, и уверял, что это какой-то фамильный оберег. Мерлин, как она могла быть настолько слепа? Как ни странно, тот факт, что ее пытались пересадить из одной клетки в другую, на этот раз Беллатрикс совершенно не расстроил, наоборот, она прониклась странным уважением к кукловоду, ведь он выделил ее среди своих игрушек, потратил личное время и дергал за веревочки как-то особенно умело. Серый цвет утра рассеялся во рту, снова появился приятный солоноватый привкус минувшей ночи.

Беллатрикс встала с кушетки, испытывая к Родольфусу что-то сродни благодарности.

– А ты в чем-то прав. Тратить время на сожаления – не в моем характере, лучше все просто вернуть на круги своя.

Может, не так уж неудачно Беллатрикс вышла замуж? Ее муж только пожал плечами.

– Если тебе это на самом деле нужно.

После завтрака она написала письмо Люциусу Малфою с требованием устроить ей новую встречу с Темным Лордом, но в ответ получила лишь категоричный отказ.

«Прости, один раз ты моих надежд уже не оправдала».

Весь день она чувствовала себя больной и носилась по дому, третируя домовых эльфов. Молодой супруг, видимо, из предосторожности, заперся в кабинете с бутылкой виски и искать вместе с Беллатрикс решение ее проблемы не спешил, а ведь оно было ей так необходимо….

Женщина, отражавшаяся в зеркале, казалась незнакомкой. Настоящей ведьмой с горящими глазами и бледным мелом щек. Она словно светилась изнутри сама, сгорая в пламени бушевавшего в ней пожара. Ее обуревала жажда действий и странная одержимость, что она за неимением лучшего слова именовала влюбленностью. Лишиться того, кто смог одним щелчком пальцев заставить вспыхнуть все ее чувства, она не могла, а потому сбежала из дома, чтобы обдумать все вне стен собственной темницы.

Беллатрикс бродила по городу, обзывая себя дурой, лишенной логики, ее преследовало какое-то помешательство, и магглы, которым не посчастливилось столкнуться с ней взглядом, поспешно шагали прочь.

– Что со мной? – спрашивала Белла черную кошку, которая задумчиво застыла, не решаясь перебежать ей дорогу. – Может, я сумасшедшая, иначе почему, спрашивается, не убила какого-то жалкого ничтожного грязнокровку? Я разочаровала… нет, не Малфоя, ну его вообще к черту, этого Малфоя… я себя разозлила, киса. – Кошка смотрела немигающим желтым взглядом, словно на самом деле раздумывала над тем, какой совет предложить. Беллатрикс взяла ее в охапку и, пошарив в карманах в поисках случайно завалявшейся маггловской мелочи, пошла в сторону какого-то кафетерия. – Давай купим тебе молока.

Она вообще любила кошек. Ну какая ведьма без метлы и такой вот черной, пророчащей несчастье, любимицы? Животные иногда вообще казались ей более приятными собеседниками, чем люди. Они, по крайней мере, не изрекали столько глупостей.

– Эй, сюда нельзя с кошками! – преградил ей путь высокий небритый парень в не слишком свежем фартуке, выносивший из кафе мусор. – Единственной достойной магглов формой общения было, по мнению Беллы, их игнорировать, раз уж министерство так возражало против открытой конфронтации. Она молча попыталась войти внутрь. – Кому сказал, нельзя! – Наглец преградил ей путь. – Никаких животных, глухая, что ли?

Палочка скользнула в руку.

– Эй, Тед, с кем ты там разговариваешь? – донесся окрик пышногрудой стареющей официантки.

Парень выкинул в мусорный бак свои пакеты и, окинув Беллатрикс подозрительным взглядом, поспешил внутрь.

– Да чокнутая тут какая-то в викторианских шмотках. Хотела с кошкой зайти.

– Плюнь на нее, и так забот полно.

Беллатрикс погладила шелковистый мех, улыбнувшись новой подружке.

– Ты слышала, киса? В мире полно Тедов, так какая разница, какой из них умрет? Они все одинаково бесполезные ничтожества, не так ли? – с этими словами она направилась в сквер напротив кафе, где заклятьем обездвижила зазевавшуюся птицу и, накормив теперь уже свою кошку, села на лавочку и стала терпеливо ждать. Если ей не дали поиграть в чужую войну, она устроит собственную.

***

Если раньше мисс Блэк любила поспать до полудня, а потом до заката заниматься всем, что придет в ее красивую головку, то почтенную миссис Лестранж такой распорядок больше не устраивал. Она вставала очень рано, давала домовым эльфам распоряжения на целый день, лично кормила свою кошку, потом, аппарировав в один из маггловских городов, покупала свежую газету, после чего возвращалась домой, завтракала вместе с мужем, браня министерство и обсуждая свежие сплетни. Проводив его на работу, она поднималась в свою спальню и доставала маггловский телефонный справочник, который купила в одном из магазинов, и для начала выбирала графство, потом город и, наконец, человека, носящего имя Тед... точнее, сразу несколько человек, чтобы потом не рыться в книге прямо в телефонной будке. Затем снова аппарировала, на этот раз к одному из нескольких разведанных в Лондоне телефонных автоматов. Ими ее научил пользоваться кузен Сириус, без конца названивающий из таких своим подружкам-грязнокровкам, и вот, наконец, это знание ей пригодилось.

– Алло, мне нужен Тед Генсворд. Умер прошлым летом? Извините.

– Алло, мне нужен Тед Марткинс. Переехал? Простите.

– Алло, мне нужен Тед Дилбертс. На работе? А с кем я говорю? Ах, его мама… Я из службы доставки, видите ли, у нас ценная посылка на имя вашего сына, но адрес указан очень неразборчиво, вы не подскажете, куда я могу ее привезти? Да, записываю адрес. Скажите, а в котором часу он будет дома? Он должен лично расписаться в получении. В семь? Спасибо, я непременно приеду.

Потом она возвращалась домой.

– Киса, сегодня не повезло мистеру Дилбертсу. Сырой телятины хочешь?

Кошка редко отказывалась от угощения. Белла так не разу и не задалась вопросом, почему не дала ей имя. Наверное, потому, что чем меньше ты знаешь о соучастнике, тем лучше.

Днем она обедала с мужем и всегда пребывала в приподнятом настроении. Казалось, Родольфуса искренне радовала ее покладистость, и он никогда не спрашивал, как она проводит свое личное время, зато рассказывал много интересного.

– В аврорате очередной скандал.

– Опять над чьим-то домом Темная Метка?

– И это тоже, хотя я далек от осуждения тех, кто наконец укажет магглам их место, но, помимо этого, появился новый маньяк. Представляешь, кто-то убивает магглов. Все мужчины, и всех зовут Тед.

– Как интересно, дорогой.

– Ну да. Сначала этому не придали особого значения, ну, подумаешь, умерло несколько магглов от остановки сердца, но потом их стали пытать и убивать с особой жестокостью. Троих рассекли на куски, а двух последних замучили проклятьем Crucio.

Ну конечно, не придали значения. Она и сама поняла, что делает что-то не так, когда заметила, что о первых шести жертвах не было упомянуто даже в маггловских газетах. А ей надо было, чтобы об этих убийствах заговорили, иначе как Он мог узнать, что она делает все возможное, чтобы вернуть его интерес?

– Ты уверен, что это не Упивающиеся смертью?

– Да, дорогая, они обычно оставляют знак.

И она оставила. Выбранные ею имена магглов должны были, как ничто другое, сказать тому, кто должен был ее услышать: да, Беллатрикс не безгрешна, но она очень сожалеет.

И они сказали. Через пять недель ее неизменного распорядка с семейными обедами и ежевечерними убийствами ей наконец нанес визит Люциус Малфой. Она еще ни разу не встречала его с такой радостью, хотя никогда сам факт его присутствия не был ей столь безразличен, волновали только известия, которые он мог принести. Но Люциус тянул разговор. Он пил кофе и рассуждал о погоде, ценах на драконью кровь и планах о поездке во Францию; он готов был говорить о чем угодно, только не о том, что так интересовало Беллатрикс, и она в конце концов не выдержала.

– Он хочет меня видеть или нет?

– Белла… Белла… – Люциус кончиками пальцев погладил гладкую шерстку ее любимицы. – Ты сумасшедшая, я всегда это подозревал. – Его голос звучал грустно, но она не дослушала, вскочив на ноги. Было уже понятно, что ее план сработал.

– Нет! Я гениальна. Он хочет меня, да? Он меня снова хочет!

Малфой рассматривал ее как особенно дивную бабочку и словно искал место, куда воткнуть иглу, чтобы она замерла навеки именно в этом мгновении своего застывшего полета.

– Я говорил ему, что ты безумна и ненадежна. Я предупреждал, что с тобой нельзя иметь дело, но… да, он все еще тебя хочет.

Беллатрикс подошла к сидящему в кресле Малфою, наклонилась над ним и, сжав его лицо в ладонях, поцеловала в губы.

– Спасибо, что нашел для меня этот путь, но теперь я пойду им сама, и знаешь… Если ты встанешь между ним и мною, я убью тебя. Я теперь слишком хорошо умею это делать.

Он встал, отстраняя ее.

– В поместье Нотта в десять вечера, и не рекомендую тебе опаздывать.

– Я буду вовремя, – ничто не могло испортить ей настроения, и тот факт, что Люциус отступил, был предвестником каких-то совершенно замечательных перемен. Однако на пороге Малфой все же обернулся.

– Только не играй с ним в любовь. Ты никогда не выиграешь. У него роман не с тобой, а с вечностью.

А что ей была вечность? Она, в конце концов, тоже женщина, а значит, с нею можно соперничать за право если уж и сгореть, то в единственно важном огне.

***

– Он занят. Велел не беспокоить, – Беллатрикс высокомерно взглянула на запинающегося Барти; совсем еще мальчишка, он все же не мог не знать, что говорит с фавориткой. К отказам она не привыкла, это был их личный маленький ритуал, который нравился и ей, и повелителю ее сердца. Она являлась без доклада, еще пропитанная запахом смерти, в мантии, подол которой был влажным от крови, и, преклоняя колено, целовала самые бесценные для себя пальцы, всегда заслуживая этим прощение. Она особенно нравилась ему такой, не просто женщина – его личная гончая ада, прекрасный палач, не знающий ни страха, ни жалости. Она все еще пьянила его своей слепой верностью, готовностью зубами рвать любого по первому взмаху бледной руки. Менялись фигуры у его трона, он приближал одних, уничтожал или гнал других, но она всегда оставалась рядом.

– У него Малфой? – это могло быть единственной причиной. Беллатрикс не любила политику, все эти козни и интриги. Она разбиралась в ней не слишком хорошо и редко что могла противопоставить льстивым речам и финансовым расчетам Малфоя; именно поэтому с Люциусом внимание Лорда она делила с некоторым не свойственным ей терпением. В конце концов, эта власть над временем их общего бога оставалась в рамках семьи. Пусть он будет пергаментом, пока она остается шпагой.

– Нет, госпожа Лестранж, – мальчишка Крауч выглядел виноватым. – Но он велел никого к нему не пускать. Совсем никого.

Иногда Беллатрикс умела быть коварной.

– Ну что ж, слово Темного Лорда – закон, – она тряхнула головой, позволяя смоляным локонам рассыпаться по плечам, и сжала локоть юноши. – Знаешь, я наблюдаю за тобой, мне кажется, ты добьешься немалых успехов. Может, хватит караулить у двери в покои? Пора принимать участие в настоящих делах.

Глаза мальчишки вспыхнули.

– О, мадам, если бы вы только уговорили его поручить мне что-нибудь.

Она склонилась к его уху.

– Через неделю мы планируем устроить засаду на отряд авроров, заварушка обещает быть жаркой. Тебе это интересно?

– Очень.

Беллатрикс ослепительно улыбнулась.

– Я приглашаю тебя со мной погулять и обещаю, что это будет незабываемой прогулкой, – она немного отстранилась. – Так ты говоришь, он там с Игорем?

Малыш отличался сообразительностью.

– Нет, это кто-то из новых. Снейп, кажется.

Беллатрикс вспомнила худого, вечно мрачного молодого человека с уродливым крючковатым носом и блестящими, словно от лихорадки, черными глазами. Кажется, протеже Малфоя, что предполагало, скорее всего, очередного умника с трясущимися поджилками. Какое дело у него могло быть к ее Лорду?

– И они говорят о…

Барти смутился.

– Я никогда не подслушиваю!

Белла улыбнулась, снова беря его за локоть.

– И они говорят о…

– Не мучь ребенка, он не знает.

Беллатрикс тут же потеряла к мальчишке всякий интерес.

– Но ты, конечно, в курсе.

– Конечно, – Малфой, на ходу перебирая какие-то документы, прошел через холл и сел в одно из кресел у двери в кабинет дома Макнейров, который на этой неделе был выбран их повелителем в качестве резиденции.

Беллатрикс протянула ему руку.

– Не поприветствуешь сестру?

Люциус поморщился, глядя на ее окровавленную перчатку.

– Не сегодня.

– Для человека, преданного нашему делу, ты слишком брезглив.

– Для чистокровной волшебницы ты слишком любишь длинные ножи. Avada Kedavra руки не пачкает, а действует эффективнее.

– Не тогда, когда нашему Лорду нужна информация.

– Предпочитаю ее покупать, в крайнем случае, добывать шантажом. К тому же ты слышала, что Imperio – тоже действенное заклинание?

– Тебе не удастся все время носить белые перчатки.

– Ты немногого добьешься, валяясь в грязи.

Молодой Крауч явно был готов провалиться сквозь землю, лишь бы не быть свидетелем размолвки правой и левой руки Темного Лорда. Ему было невдомек, что это почти дружеская семейная беседа. У Люциуса и Беллатрикс могло быть сколько угодно личных разногласий, но стоило хоть кому-то посягнуть на власть одного из них, они мгновенно объединялись и действовали сообща. Тогда порою Малфой был жесток так, что Беллу начинало подташнивать от его мстительности, а она проявляла чудеса хладнокровия. Да, любовниками они были не самыми удачными, зато партнеры из них вышли лучше некуда. Беллатрикс на самом деле довольно долго так считала, даже когда заметила, с какой настороженностью Люциус относится к тому, что называет ее безумием. И, тем не менее, свои проблемы они решали прекрасно, взять хотя бы Андуса Карстока, вознамерившегося занять место Малфоя подле Темного Лорда – ну и кто теперь вспомнит, что это был за волшебник? Или вспомнить Элоизу Пандсвуд, решившую, что ее привлекательность превосходит все качества, присущие Беллатрикс. Хотя зачем размышлять о покойных?

– Ладно, говори, о чем идет речь.

Малфой махнул рукой в сторону Крауча.

– Не при посторонних.

Белла кивнула

– Хорошо, – она обернулась к Барти. – Пойди, прогуляйся на десять минут.

Юноша осмелился возразить.

– Но мне приказано охранять…

– Не волнуйся, его никто не побеспокоит, я лично прослежу, – холодно отрезала Беллатрикс. Мальчишка смирился с ее повелительным тоном и ушел. Она села рядом с Малфоем и откинулась на спинку кресла; что ни говори, ночь выдалась жаркой. Белла не была железной, иногда даже она уставала от этого бесконечного полета к цели, имя которой было определено ею весьма условно. – Ну, так что же это за Снейп и о чем он сейчас говорит с Лордом?

– Снейп – это приятель Мальсибера, их обоих привел Карсток, но, должен признать, они полезны. Один неплохо выполняет твои приказы, другой довольно умен, поэтому я не стал списывать их вместе с патроном.

– И, судя по всему, прогадал, – хмыкнула Беллатрикс. – Этот твой умник уже что-то обсуждает с Лордом.

Люциус усмехнулся.

– Я так не думаю, потому что, в отличие от тебя, знаю, о чем говорят за закрытыми дверями.

– И о чем же?

– О пророчестве.

– Пророчестве? Какая глупость!

– Не скажи. Пророчество – это всегда плохо, потому что предполагает фатум, обстоятельства, которые останутся неизменными, как бы мы ни пыталась им противостоять.

– Значит, твой нынешний протеже еще и провидец?

Малфой покачал головой.

– Нет, скорее обладает отменным слухом.

– И о чем говорится в этом подслушанном им откровении судьбы?

Люциус откинулся на спинку стула.

– О том, как может погибнуть Темный Лорд.

– Что? – Белла вскочила на ноги. Это заявление обожгло ее, как если бы в лицо плеснули кислоту. Боль была такая, что она готова была бы плакать, если б хоть на секунду поверила в то, что такое возможно. Нет, ее повелитель вечен, это часть ее огромной связи с ним; такая любовь не страшит, потому что не может быть утрачена.

– Я сказал только то, что сам слышал.

Она попыталась взять себя в руки.

– Что точно сказано в этом пророчестве?

Малфой устало пожал плечами.

– Я не знаю. Я предпочел не знать, просто устроил Снейпу личную встречу с Темным Лордом.

– Что значит «предпочел не знать»?

– А вдруг это не та истина, которую он пожелает сделать доступной? Я слишком рационален, чтобы умереть как неуместно жадный до правды глупец.

Впервые ей захотелось убить Люциуса. Свернуть его длинную шею собственными руками, заставить хрипеть от боли… он не должен быть таким расчетливым, таким холодным, когда речь идет о судьбе всего их мира.

– Ты недостоин служить ему! Да я бы жизнь отдала за крохотный шанс помочь Лорду хоть чем-то…

Малфой ее перебил:

– А если ты только помешаешь?

Она бросилась к двери, но он молниеносно встал, преграждая путь. Как он не понимал, что сейчас для нее важно быть там, прикоснуться к холодной руке своего бога и вернуть себе уверенность, что у нее всегда будет подобная возможность.

– С дороги! – Беллатрикс выхватила палочку. Люциус извлек свою.

– Не делай глупостей.

Она бы сделала. Видит Мерлин, она наделала бы чертовски много непоправимых вещей, если бы дверь за спиной Малфоя в этот момент не открылась.

– Что тут происходит?

Белла бросилась вперед и преклонила колени, этот голос всегда действовал на нее как непостижимая манящая сила. Все эти годы… Самые счастливые годы в жизни, когда она могла его слушать, когда он наполнял ее своей силой, делавшей птицу из клетки совершенно свободной – собой! Тем человеком, которого она всю жизнь искала в своих внутренних противоречиях, а обрела только рядом с ним.

– Мой Лорд… – он прошел мимо, на секунду коснувшись ее волос кончиками пальцев. Так хозяин мог походя приласкать свою собаку, да она и была ею… Самой верной из его тварей, но ни у кого в мире не было с ним даже толики той близости, что принадлежала его вернейшей слуге.

– Как все прошло, Беллатрикс?

Голос изменил из-за переполнявшего ее чувства растерянности и паники, она прохрипела:

– Ваш приказ исполнен в точности.

– Хорошо. Жду тебя вечером.

Впервые Белла осмелилась перечить ему, сейчас как никогда ей нужно было хоть немного, хотя бы еще пару секунд его простого присутствия.

– Но, мой Лорд…

– Вечером. Люциус, идем со мной. Нам нужно кое-что обсудить.

Значит, ее обрекли на многочасовую пытку. Только через пять минут после того, как Лорд ушел, она встала с колен, ощущая острое желание возненавидеть кого-то за терзавший ее страх, и заметила еще одного свидетеля произошедшей сцены. Тот самый худой носатый тип, что стал виновником ее боли, стоял, прислонившись к стене, и смотрел на нее с легким любопытством человека, который примерно понимает, что такое истерзанное сердце, но его все еще не перестает удивлять, что у людей это всегда происходит по-разному.

– Что в том пророчестве?

Он покачал головой.

– Это уже не моя тайна.

Беллатрикс вышла, гордо вздернув подбородок. Теперь она знала, кого наказывать за свои слезы, если однажды они будут пролиты.

***

Спальня… Сколько она их повидала за эти годы? Тысячи, должно быть. Шикарные, убранные всем самым лучшим для дорогого гостя, просто комфортные или наспех прибранные, дешевые и съемные, всех их объединяло одно: она сидела на подоконнике, сосредоточенная, готовая сорваться по первому скрипу открывающейся двери, и ждала, ждала… Она ведь даже не знала, кого именно. Это там, за пределами спальни, он был новым богом мира, который пытался выстроить, а здесь, в тех четырех стенах, что их объединяли, кем он становился для нее? Просто мужчиной? Это было невозможно. Любовником? Слишком мало, чтобы выразить всю силу ее чувств. Повелителем? Нет, что-то не складывалось в единую картину… Может быть, любимым? Как Беллатрикс смущали такие мысли! Они заставляли ее чувствовать себя слишком уж женщиной, желать не только отдавать себя, ничего не сохраняя для завтрашнего дня, но и ждать чего-то взамен. Хоть толику, крупицу признания, что она нужна и важна, что без нее ему тоже будет хоть немного грустно. Это были опасные желания, сбудься хоть одно из них, оно вытащило бы на свет целую вереницу других, этот ком рос бы бесконечно, и, возможно, в нем она однажды потеряла бы то самое, странное и всепоглощающее, что так сладко терзало, утопив его в водовороте обыденности. Нет, она не знала, чего хочет, просто очень хорошо понимала, чего не в состоянии пережить. Она не в силах залить пожар терзающих ее сомнений и противоречий, потому что он – именно то, что делало ее живой, а значит, чтобы существовать, ей нужен только он, главный человек в ее судьбе, и не так уж важно, как про себя она будет его называть.

Дверь скрипнула; услышав это, она закрыла окно, которое распахнула, чтобы впустить в комнату вьюгу, в надежде, что та немного остудит ее страхи. Он вошел и, сняв мантию, бросил ее на стул, а затем сел на край кровати, о чем-то задумавшись.

– Простите. Если холодно, я разожгу очаг.

Лорд взмахнул рукой, показывая, что температура в комнате его совершенно не интересует. К таким вещам он никогда не был внимателен, как и к тому, что ел. Словно все, что касалось быта, совершенно не стоило его времени.

Беллатрикс огонь все же разожгла и села на другой край кровати, ожидая. Спрашивать никогда не имело смысла. Темный Лорд говорил только то, что сам хотел сказать; что ж, а она оставила себе право видеть только то, что ей нравится. Пусть все человеческое ему с каждым днем все более чуждо. Пусть уже невозможно было не замечать, как магия, которую он практиковал, изменяла его тело, что синевы в его глазах становилось все меньше, а огня – все больше, как редки стали их ночи, и что, возможно, однажды у него вообще отпадет в них всякая нужда… ну и что с того? Он будет нужен ей и тогда, и она – она ему тоже. Иногда Беллатрикс, казалось, понимала истинное значение их связи. Две души, ничего не знающие о любви, не умеющие питать это чувство, они сами загнали себя в капкан взаимной необходимости. Он стал ее миром, вызовом самой себе, страстным желанием доказать, что она тоже может отдавать, и ее чувства вынесут любые испытания, что они крепче, чем скала, и такой одержимости можно только позавидовать, и что она любит… А ему? Ему нужно было знать, что он любим. Просто понимать, что владеет этим чувством, и оно не куплено, не взято страхом или силой, а просто отдано, потому что он – это он, и никому другому такая страсть и верность принадлежать не может. Поэтому Беллатрикс всегда будет вхожа в эту спальню, Темному Лорду не надоест слышать, что для кого-то он – весь мир, а она не перестанет это говорить.

– Спрашивай.

Если бы она знала, о чем. И как правильно выразить все свои тревоги…

– Пророчество, о котором вам рассказал Снейп. Оно несет в себе угрозу? – Лорд молчал, и Беллатрикс не выдержала. Слова родились сами: – Если да, то я прошу лишь об одном. Позвольте мне за вас или рядом с вами умереть.

Он усмехнулся.

– Тебе не придется, – он откинулся на подушки. – Пока этим миром правят глупцы, которые считают, что вечность не стоит потерянной души и что свет, каким бы блеклым и потерявшимся в изношенных догматах он ни был, способен одолеть тьму, я никогда не умру.

– А я? – она прилегла рядом.

Он запустил пальцы в ее волосы. Почему эта улыбка казалась всем такой угрожающей? Ведь она не таила в себе ничего, кроме могущества и умения побеждать, отвергая любые правила и запреты.

– И ты, пока в меня безгранично веришь.

А разве в мире существовали иные боги? Разве что-то, кроме того, что изрекал он, могло считаться истиной?

– Я буду верить до последнего вздоха, мой…

Он притянул ее к себе и поцеловал. Некоторым фразам лучше всегда оставаться незаконченными. Она готова была сказать глупость, но он остановил, потому что иллюзиям в их мире места не было. Боги не ошибаются и не заблуждаются, просто никогда не говорят лишнего, предлагая своим пророкам в качестве испытания ограничиться слепой верой.

– Что нам делать?

– Ждать и считать поступки безумцев.

@темы: Мгновение застывшего полёта.(1) - фанарт